23.10.2025
Присядьте, налейте чаю, я расскажу вам, как провела вчерашний день.
Лаврентию было очень плохо. Всю ночь он блевал и скулил, буквально зачитывал человеческим голосом отрывки из завещания. Я не спала ни минуты. И с утра принеслась в ветеринарку.
Дальше как в тумане все. УЗИ, анализы, обследования.
Следующий кадр: стоит врач, назовем ее Инна Саидовна, ласково смотрит в глаза и говорит: а ещё я хочу сделать ему капельницы, укол, потому что...
Все, что она говорит дальше - я слышу как шум моря. Во-первых, я не понимаю половины слов, мне чтобы поговорить с Инной Саидовной о лечении - нужно три переводчика. Во-вторых, она кота с псом столько раз доставала из гроба, что мне в голову не придет сомневаться в ее решениях. Ну и в-третьих, я хочу курить и не спала.
- Папа, ты с кем сейчас разговаривал?! - отвечаю, - Назначай и все.
В моей голове была такая картина: сейчас она напишет что-то в бумажку, Лаврентию поставят укол, и мы поедем домой.
Но мы пошли в процедурную. Было неловко при Инниных юных подчинённых сворачивать в курилку, я терпела.
В процедурной царила своя атмосфера. Кто-то блевал а углу, кто-то кашлял. Перед моим носом разместился кане-корсо размером со слона и смотрел нехорошо. Рядом бурчала такса. У какой-то женщины на руках шпиц взвыл на верхней "си" с такой громкостью, что мне показалось, что мы на концерте Витаса.
Избалованный и наглый Лаврентий ощерился и выкатил глаза.
Накануне он демонстрировал чудеса акробатики, исхитрившись покусать кувырком через жопу пару человек. На Лаврентия надели специальный воротник, и он стал похож на настольную лампу.
Я держала Лаврентия с одной стороны, санитар с другой, медсестра с третьей, а юная врач приготовила катетер, чтобы вставить в пса.
Не тут-то было. В этот момент Лаврентий осознал, что эти твари вздумали нарушать его права, что менты нам не кенты, что за свободу и двор впиваюсь в лодыжку в упор. Он отпружинил от пола, выдал какой-то боевой клич викингов и пошел прямиком на медсестру, утробно рыча.
Вы когда-нибудь видели танк, у которого вместо дула - абажур? Глаза Лаврентия были закрыты ушами и плотно придавлены веревками от воротника. Его не ебло, он шел по приборам.
Понимаете, спаниелей выводили так, чтобы они могли на лету сворачивать утке шею. Вы попробуйте сами магазинной мертвой курице свернуть, поймёте.
По Лаврентию было видно что в нем бурлит кровь семи поколений его предков-чемпионов.
- Мамочкиииии, - завизжала одна Иннина подчинённая, перекрикивая шпица и понеслась к выходу.
- Ааааа, - подхватила вторая, схватила первую за подол, и они исчезли в дверях, плотно их закрыв с другой стороны.
Лаврентий застыл обескураженной лампой, стал вертеть абажуром. Шпиц охуел и заткнулся. Такса выздоровела и пошла. Кане-корсо поднял крупную голову и посмотрел налитыми кровью глазами - что за хрень?
Приборы ослепленного Лаврентия показали тепловое шевеление. И он, ни секунды не думая, двинулся на кане-корсо, распевая "Врагу не сдается наш гордый Варяг".
Кане-корсо такой ебени не видел отродясь. Ему прям сразу полегчало, он отряхнулся, прыгнул на диван, посмотрел на хозяина ошалело и сказал басом:
- Убери. Эту. Хуйню.
Лаврентий бился абажуром об диван и жаждал крови. Он кричал: "Нож в печень, никто не вечен".
Крутили вшестиром. Он запомнил каждого. Каж-до-го!
Узнавал потом этих людей в коридоре и с чувством облаивал.
С катетером и проводом от капельницы, он занял позицию у дверей, сказал: тут у меня будка. И принялся истошно и отрывисто орать:
- Инфляция! Мы этого мэра не выбирали! За все легавым отомщу! Волки позорные! Мы здесь власть!
Я сидела красная, как рак, и транслировала всем видом одну мысль: я не знаю, чья это собака. И мечтала об одном: покурить. Или умереть.
Через час выяснилось, что капельницу забыли включить. Инна привела врача, я надеялась - на эвтаназию. Мою.
- Держи, - Инна передала поводок от Лаврентия дяденьке, - Она если сейчас не покурит, мы не поработаем.
Не знаю, как она поняла. Магия!
Три часа тянулись как сто шестьдесят лет.
Я, хоть и покурила, чувствовала себя так, словно провела отпуск в будке псиного приюта. Сидела слюнях и шерсти, плохо пахла, слушала лай и было непонятно - это снаружи или уже в голове.
Лаврентий пообвыкся, абажур окончательно перестал его смущать. Он бродил, рвал капельницу, стукался головой об углы и орал "Где эти падлы?!"
Рычал и цокал копытом.
Нас стали узнавать не только присутствующие, но и проходящие мимо люди.
Я гуглила по запросу "украсть пропофол и умереть".
Слегка приоткрылась дверь. Показалось лицо юной медсестры из первой партии покусанных. Она искала глазами Лаврентия. Нашла, вздрогнула всем телом.
- Твою мать, - пропищала и двинулась по стеночке в нашу сторону.
На диване заржал оздоровившийся кане-корсо. Шпиц начал громко икать.
Лампочка завибрировала и пошла на медсестру.
Крутили опять вшестером.
Отойдя на почтительное расстояние, медсестра тоненьким голосом проговорила:
- Ещё часик.
Было не очевидно, кто на нее сейчас бросится, я или Лаврентий.
Через часа полтора я стояла в Иннином кабинете, источая все ароматы процедурной враз и сверху - пачки сигарет, которую выкурила за 15 минут, как только мы откинулись. И вкрадчиво спрашивала:
- Ты во что меня вписала?!
Лаврентий бился воротником об Иннин стол. Я решила, что ему идёт и снимать не стала.
- А ты как хотела? - нежно улыбалась Инна.
- Я хотела спирт из твоего шкафа и умереть! - лаяла я.
Провожали нас аплодисментами. Все, включая женщин на ресепшне.
Лаврентий цокал нестриженными когтями, мел пол отросшей шерстью на ушах, и никому больше не приходило в голову спросить "А почему вы его не вычесываете".
В аптеке вместе с его лекарствами мне продали успокоительное. На Москву опустились сумерки.
Дорогие редакции и все, кому я вчера не ответила - простите. Сейчас допью пион уклоняющийся и напишу.
Спасибо.
Лаврентию было очень плохо. Всю ночь он блевал и скулил, буквально зачитывал человеческим голосом отрывки из завещания. Я не спала ни минуты. И с утра принеслась в ветеринарку.
Дальше как в тумане все. УЗИ, анализы, обследования.
Следующий кадр: стоит врач, назовем ее Инна Саидовна, ласково смотрит в глаза и говорит: а ещё я хочу сделать ему капельницы, укол, потому что...
Все, что она говорит дальше - я слышу как шум моря. Во-первых, я не понимаю половины слов, мне чтобы поговорить с Инной Саидовной о лечении - нужно три переводчика. Во-вторых, она кота с псом столько раз доставала из гроба, что мне в голову не придет сомневаться в ее решениях. Ну и в-третьих, я хочу курить и не спала.
- Папа, ты с кем сейчас разговаривал?! - отвечаю, - Назначай и все.
В моей голове была такая картина: сейчас она напишет что-то в бумажку, Лаврентию поставят укол, и мы поедем домой.
Но мы пошли в процедурную. Было неловко при Инниных юных подчинённых сворачивать в курилку, я терпела.
В процедурной царила своя атмосфера. Кто-то блевал а углу, кто-то кашлял. Перед моим носом разместился кане-корсо размером со слона и смотрел нехорошо. Рядом бурчала такса. У какой-то женщины на руках шпиц взвыл на верхней "си" с такой громкостью, что мне показалось, что мы на концерте Витаса.
Избалованный и наглый Лаврентий ощерился и выкатил глаза.
Накануне он демонстрировал чудеса акробатики, исхитрившись покусать кувырком через жопу пару человек. На Лаврентия надели специальный воротник, и он стал похож на настольную лампу.
Я держала Лаврентия с одной стороны, санитар с другой, медсестра с третьей, а юная врач приготовила катетер, чтобы вставить в пса.
Не тут-то было. В этот момент Лаврентий осознал, что эти твари вздумали нарушать его права, что менты нам не кенты, что за свободу и двор впиваюсь в лодыжку в упор. Он отпружинил от пола, выдал какой-то боевой клич викингов и пошел прямиком на медсестру, утробно рыча.
Вы когда-нибудь видели танк, у которого вместо дула - абажур? Глаза Лаврентия были закрыты ушами и плотно придавлены веревками от воротника. Его не ебло, он шел по приборам.
Понимаете, спаниелей выводили так, чтобы они могли на лету сворачивать утке шею. Вы попробуйте сами магазинной мертвой курице свернуть, поймёте.
По Лаврентию было видно что в нем бурлит кровь семи поколений его предков-чемпионов.
- Мамочкиииии, - завизжала одна Иннина подчинённая, перекрикивая шпица и понеслась к выходу.
- Ааааа, - подхватила вторая, схватила первую за подол, и они исчезли в дверях, плотно их закрыв с другой стороны.
Лаврентий застыл обескураженной лампой, стал вертеть абажуром. Шпиц охуел и заткнулся. Такса выздоровела и пошла. Кане-корсо поднял крупную голову и посмотрел налитыми кровью глазами - что за хрень?
Приборы ослепленного Лаврентия показали тепловое шевеление. И он, ни секунды не думая, двинулся на кане-корсо, распевая "Врагу не сдается наш гордый Варяг".
Кане-корсо такой ебени не видел отродясь. Ему прям сразу полегчало, он отряхнулся, прыгнул на диван, посмотрел на хозяина ошалело и сказал басом:
- Убери. Эту. Хуйню.
Лаврентий бился абажуром об диван и жаждал крови. Он кричал: "Нож в печень, никто не вечен".
Крутили вшестиром. Он запомнил каждого. Каж-до-го!
Узнавал потом этих людей в коридоре и с чувством облаивал.
С катетером и проводом от капельницы, он занял позицию у дверей, сказал: тут у меня будка. И принялся истошно и отрывисто орать:
- Инфляция! Мы этого мэра не выбирали! За все легавым отомщу! Волки позорные! Мы здесь власть!
Я сидела красная, как рак, и транслировала всем видом одну мысль: я не знаю, чья это собака. И мечтала об одном: покурить. Или умереть.
Через час выяснилось, что капельницу забыли включить. Инна привела врача, я надеялась - на эвтаназию. Мою.
- Держи, - Инна передала поводок от Лаврентия дяденьке, - Она если сейчас не покурит, мы не поработаем.
Не знаю, как она поняла. Магия!
Три часа тянулись как сто шестьдесят лет.
Я, хоть и покурила, чувствовала себя так, словно провела отпуск в будке псиного приюта. Сидела слюнях и шерсти, плохо пахла, слушала лай и было непонятно - это снаружи или уже в голове.
Лаврентий пообвыкся, абажур окончательно перестал его смущать. Он бродил, рвал капельницу, стукался головой об углы и орал "Где эти падлы?!"
Рычал и цокал копытом.
Нас стали узнавать не только присутствующие, но и проходящие мимо люди.
Я гуглила по запросу "украсть пропофол и умереть".
Слегка приоткрылась дверь. Показалось лицо юной медсестры из первой партии покусанных. Она искала глазами Лаврентия. Нашла, вздрогнула всем телом.
- Твою мать, - пропищала и двинулась по стеночке в нашу сторону.
На диване заржал оздоровившийся кане-корсо. Шпиц начал громко икать.
Лампочка завибрировала и пошла на медсестру.
Крутили опять вшестером.
Отойдя на почтительное расстояние, медсестра тоненьким голосом проговорила:
- Ещё часик.
Было не очевидно, кто на нее сейчас бросится, я или Лаврентий.
Через часа полтора я стояла в Иннином кабинете, источая все ароматы процедурной враз и сверху - пачки сигарет, которую выкурила за 15 минут, как только мы откинулись. И вкрадчиво спрашивала:
- Ты во что меня вписала?!
Лаврентий бился воротником об Иннин стол. Я решила, что ему идёт и снимать не стала.
- А ты как хотела? - нежно улыбалась Инна.
- Я хотела спирт из твоего шкафа и умереть! - лаяла я.
Провожали нас аплодисментами. Все, включая женщин на ресепшне.
Лаврентий цокал нестриженными когтями, мел пол отросшей шерстью на ушах, и никому больше не приходило в голову спросить "А почему вы его не вычесываете".
В аптеке вместе с его лекарствами мне продали успокоительное. На Москву опустились сумерки.
Дорогие редакции и все, кому я вчера не ответила - простите. Сейчас допью пион уклоняющийся и напишу.
Спасибо.
Мария Дегтерева
